Аулья и мужавират (Следы доисламских верований у ногайцев окрестностей Астрахани)
Нация: Ногайцы
Автор: ВИКТОРИН Виктор М. (Астрахань)
Ногайцы-юртовцы, или юртовские ногайские татары, — основная группа тюркоязычного населения Приволжского района Астраханской области, непосредственно примыкающей к г. Астрахани, а также нескольких поселков в черте города. Их здесь насчитывается около 20 тыс. чел. Предки юртовцев — часть ногайцев «Большой» орды, кочевавшей между реками Уралом и Волгой, переселились под Астрахань в начале XVII в., ища спасение от пришедшей на их земли новой волны кочевников — калмыков. Здесь в течение XVIII в. юртовцы стали оседлыми земледельцами-овощеводами, при этом сохранили в трансформированном виде многие древние традиции, а также вобрали в себя многие элементы языка и культуры городских татар Астрахани — переселенцев тех же лет, но из районов Казани, Пензы, Нижнего Новгорода.
Верующие юртовцы традиционно придерживаются, как и большинство тюрок европейской части России и всей Средней Азии, мусульманства суннитского направления и ханифитского толка («мазхаба»). И, как у многих суннитов-ханифитов из бывших кочевников и полукочевников, под исламом у юртовцев нередко кроются пережитки собственного родоплеменного устройства. А оно играло основную роль в жизни всех ногайцев, когда они первоначально еще в конце XIV в. поклонялись «огню и идолам».
Таким проявлением местного варианта ислама (т. е. того, что в быту воспринимается как ислам) служат святилища «аулья» (Аул ь я (а в л и е) — святой, простодушный(ног.). ) и существовавший при них еще в недалеком прошлом обслуживающий социальный слой. Культ «аулья» характерен именно для юртовских ногайцев, по их примеру возник он и среди соседей — переселившихся в самом конце XVIII в. еще одних полукочевников, туркмен и кубанских ногайцев-карагашей. Причем некоторые «аулья», как мы увидим, существовали здесь и до постоянного юртовского населения, остались ему в наследство от предшественников — половцев-кыпчаков и пропавших в веках астраханских татар орды и ханства.
Интересно, что культ «святых мест» — «аулья» являлся и частично остается, будучи магометанским, параллельным и альтернативным основному, «мечетному» мусульманству — муллы не жаловали его, здесь были иные служители и порядки при ритуалах.
В XIX в. вокруг Астрахани насчитывалось 23 могилы «святых людей», в том числе 19 в юртовских населенных пунктах. В каждом селе было по одному такому захоронению, реже — по два. Еще раньше несколько «аулья» находилось на территории самого г. Астрахани, даже внутри возведенного русскими строителями кремля. Каким-то образом общее число «аулья» почти в точности совпадало с количеством теперь утраченных, но зафиксированных в 1648 г., вскоре после переселения родоплеменных подразделений у юртовских ногайцев.
Иногда арабские существительные множественного числа начинали выполнять в других восточных языках функцию числа единственного. Так «аулья» — это мн. ч. слова «вали», — но стало с тем же значением «святой угодник», «покровитель».
В Средней Азии аналогичные погребения «святых» и мавзолеи, возведенные над ними, называют «мазарами», а служителей при них, монахов-отшельников и мудрецов-искателей истины — «дервишами», или «суфиями».
В Астраханском крае представители такой же социальной группы и одновременно мистической секты не странствовали по миру, не слагали стихов и не проходили ступеней посвящения — они только обслуживали могилу и пользовались дополнительным уважением, поскольку обычно числились потомками тех, кто был там похоронен. Здесь их называли «мужавирами» — с арабского языка это многозначное слово переводится как «подвижник». «охранитель», «страж».
Паломничество к «святым местам» совершали больные люди или отправлявшиеся в дальний путь, на серьезные испытания. Раз в год, по весне, у могилы устраивались общественное жертвоприношение и пиршество, праздник «зиярат», с раздачей беднякам мяса жертвенного животного — барана.
Если «святая могила» находилась на обычном кладбище, то все кладбище носило имя похороненного «святого». Иногда она располагалась отдельно, как «аулья» Абубикера Кара-Укара Хазыр-ата Туркестани (т. е. «туркестанца»), находящаяся на высоком бугре за юртовским селом Яксатово. Кстати, он называется интересно — «Акбараклы-тюбе»; т. е. «Холм белой жертвы». А в некоторых случаях «аулья» располагались вместе, образуя целые ритуальные комплексы.
Такой комплекс из пяти «святых могил» возник на кладбище поселка Мошаик (иначе «Казы-аул», т. е. «Аул судьи») с юртовским и казанско-татарским населением, ныне входящего в территориальную черту г. Астрахани. Само название поселка тесно связано с нашей проблемой и представляет собою опять же мн. ч. существительного из арабского языка «машайх» — «старцы», «шейхи», «духовные наставники-проповедники».
Есть все основания полагать, что в прошлом у юртовцев термин «мошаик — машайх» был заменителем слова «аулья». На другом конце города, на основном мусульманском кладбище расположена «святая могила» Акрам-аже Машаяклы, или Масаяклы (т. е. «деда Акрама Мошаичного»). Это свидетельствует о более широком, а не локальном распространении указанного термина в более ранние времена.
Нередко «святые могилы» — «аулья» переносились с места на место. Так в 30-е гг. при строительстве судоверфи с уничтоженного при этом кладбища на близлежащий комплекс «аулья» у пос. Мошаик была тайно перенесена стариками могила интереснейшего персонажа — Абдрахима Тукли-баба Шашлы-але. Рассказывают, что скрытые переносы «аулья» в других пригородных местах имели место и в самые последние годы.
Баба-Туклес (Тукли, Токты) считается, по эпосу, прадедом эмира Едигея, основавшего в конце XIV в. Ногайскую Орду. Не случайно российские князья Юсуповы в своей родословной книге называли именно Баба-Туклеса своим первопредком. Мог жить Туклес-Тукли только в XII—XIII в. и являться никаким не мусульманином (приставки «Абдрахим» или «Хаджи-Ахмед» к его имени прибавили позже), а сильным шаманом кочевых кыпчаков и покровителем других шаманов, посвящавшим их в эту степень. На то указывает его прозвище — «тукли» — «шерстяной», «шашлы» — «волосатый, мохнатый» и фольклорное предание о женитьбе Туклеса на водяной ведьме, русалке-албасты.
В фольклоре многих тюркских народов кыпчакского корня — ногайцев, казахов, татар и башкир — дух Туклеса упоминается как родовспомогатель, защитник батыров и наделитель шаманским даром. Именно к нему возносились молитвы в соответствующих случаях в разных местах обширного тюрко-кыпчакского мира, а самые поздние из них были записаны у шаманок-«баксы» Джамбульской области Казахстана К. Б. Байбосыновым уже в 1978г.
В этом свете любопытно смотрится столкновение и убийство потомком Туклеса князем Феликсом Юсуповым (правда, скорее немцем, чем ногайцем!) «нового шамана» и фаворита последней императрицы Григория Распутина. Чувствовали Феликс покровительство над собой далекого «предка»? Ведь и графы Кочубеи (Кучук-беи) тайно следовали исламу, прежним верованиям в своем дворце до самой революции…
На Мошаике, где уже плохо знают Тукли-Таклеса (даже живущие здесь потомки ногайских мурз Урусовы и Жингуржины-Ямгурчеевы не подозревают о «родственной связи» своей с ним), все же рассказывают, что в 30-х гг. он явился во сне одному из стариков и просил перенести его прах «дальше от неверных» (т. е. строителей верфи).
«Аулья» Тукли-баба Шашлы-аже, Акрам Машаяклы (исследованы археологами) и еще некоторые мы должны признать наиболее древними из существующих (XIII — XIV вв.) — относящимися к периоду монгольского завоевания или непосредственно ему предшествующими. Еще об одном из древних «аулья», весьма активно используемом и по сей день, у нас и пойдет речь.
Уже на другом берегу Волги, в отдалении от правобережных кварталов Астрахани, неподалеку от дороги на Элисту и Ставрополь, в так называемых «подстепных ильменях», за селом Янго-Аскер находится «аулья» Нурмухаммед Ахун-ходжа Оряк (Урдяк)-аже рядом с озером, считающимся целебным.
Село возникло в 30-х гг. XIX в., основанное татарами-мишарями из-под Пензы, отставными солдатами царской армии (его второе название «Солдат авылы» — «Солдатский аул»). Но рядом находился небольшой поселок утаров (последних полукочевых юр-товцев) Ош-тюбе, т. е. «Три холма»; его жители через два-три поколения полностью татаризовались, и поселения слились. Но «мужавирами» при «аулья» уже в дореволюционное время были именно ногайцы-утары, а сейчас за святилищем ухаживает пожелавшая этого семья здешних мишарей.
Озеро — минеральное, очень соленое, хотя вблизи речка и пресные ильмени. Оно, по-видимому, питается сильным подземным ключом. Говорят, что за последние десятилетия озеро обмелело, уменьшилось в несколько раз, и сейчас его размеры около 50 кв. метров. Зимою оно не замерзает. Сладковатый привкус воды связан, очевидно, с карбонатным (содовым) происхождением минеральных веществ. Растворены же они в воде озера без остатка и не дают отложений, как в других озерах Астраханского края — лечебного (Тинаки) и промышленного (Баскунчак) значения.
Исследования забора воды из этого озера, проведенные по просьбе автора в гидрохимической лаборатории института Касп-НИИРХ (г. Астрахань), показали, что количество твердых веществ в растворе очень велико — составляет 200 граммов на литр, т. е. в 10 раз больше, чем в Черном, и в 20 раз больше, чем в Каспийском морях.
Окрестные жители считают, что вода из озера, разведенная 2/3 обычной пресной, способна благотворно влиять на органы зрения. Воде и земле с могилы «аулья» приписывается также роль лекарства при параличах, нервных болезнях и заболеваниях внутренних органов, а также магического снадобья в трудных жизненных ситуациях.
Ибрагим Махмудович Махмудов, юртовский ногаец из бедной семьи, выпускник медресе, порвавший с исламом, ставший организатором колхозов в трех юртовских и двух татарских селах, первым руководителем в 1931 г. Наримановского «татаро-ногайского» национального района (юртовские села правого и татарские левого, включая Янго-аскер, берега Волги) отмечал интересные факты из своей личной судьбы в «Воспоминаниях», которые хранятся теперь в Государственном архиве Астраханской области и научном архиве Карачаево-Черкесского института гуманитарных исследований (г. Черкесск).
В 1914 г. он вместе с другими рекрутами царской армии, мобилизованными на I Мировую войну, посетил именно это «аулья». «Мы поднялись на небольшой бугор, — писал И. М. Махмудов, — на самой вершине которого стоит небольшой из самана сарай. На крыше этой святой хижины подняты на пяти трехметровых шестах флаги из белой материи. Мы, рекруты, согнувшись, через маленькую дверку вошли в этот дом святого «авлия». А там в самой середине виден небольшой земельный холмик — могила «святого», около нее постелен ковер из чакана, разбросано несколько молитвенных четок («тасьбих») и стоит железный сундучок…
Вот на этот чакан мы сели в один ряд, молились аллаху, просили, чтобы «авлия», его дух был нашим спутником до призывного пункта, где помог бы нам… После каждый из нас бросал в установленный у могилы сундучок деньги как «садака» и тут же, выйдя из саманной хижины, все поднялись к «святому» пруду. Каждый помыл лицо, глотнул этой воды, достав из карманов порожние бутылки, набрали туда «святой целебной» воды… и горсть, завернутую в клочок бумаги, песка с самой поверхностной части могилы «святого- хадже».
Как ясно из записок И. М. Махмудова, «святая» вода и песок с «аулья» должны были, по поверью, застлать глаза призывной комиссии и выдать совершенно здоровых юношей за больных и негодных к службе. Однако «волшебное средство», как и следовало ожидать, не помогло будущим солдатам и не освободило от участия в империалистической войне, а автора воспоминаний — еще и от австрийского плена.
Собранный в последние годы материал, относящийся к «аулья» Урдяк-аже, или Оряк-аже, обнаруживает явные следы древнего культа «огня и идолов» в кочевом шаманстве. Это и зажжение лампады с огнем при молении в домике «аулья», и деревянное изображение трех скрещенных стрел в изголовье могилы (вместо ожидаемого полумесяца). Слово «аже», которым обозначают похороненных в могилах-«аулья», является, скорее всего, контаминантом из арабского «хаджи» и древнетюркского «эйе, эзи» — «дух-хозяин местности и стад животных». «Урдяк» — в переводе «утка», и «Урдяк-аже» означает примерно «дед Утка».Духу земли и воды приносили жертвы самые древние тюрки V — VIII вв., а птица-утка, считалось, несла их по столбикам-вехам с ленточками (флаги, в описании И. М, Махмудова) «богу вечно синего неба» Тенгри, или Тянгри даже у ногайцев-мусульман ХVI в.
И в других татарских селах района удалось записать остатки предания о чудо-птице, утке с человечьим языком, в которую обратилась искупавшаяся в озере «аулья» в давние времена девушка.
Но под «уткой» проглядывает еще более древний и темный образ — «оряк». Этим или сходным словом (уряк, иряк, ирих, изых, идых, ысыах, ыдык) называют татары призрак, дух, чуваши — идола, крещенные шаманисты-алтайцы и ламаисты-тувинцы — жертвенное животное, якуты — весенний кумысный праздник. По-утарски «ат оркезады», или «оркип баслады» значит «лошадь встрепенулась, шарахнулась от страха».
Таким образом, вероятно, что еще кыпчаки-половцы домонгольcкого времени поклонялись духу этого озера и пользовались целебными свойствами его воды. И через ногайцев-утаров эта традиция перешла к татарским жителям — потомкам переселенцев из Среднего Поволжья,
Как уже отмечалось, другие кочевые и полукочевые народы Астраханского края тоже создали себе «аулья» по образу юртовских. Туркмены села Атал, живущие недалеко от упоминавшегося юртовского «аулья» «Кара-Укар Хызр-ата», тоже возвели в 70-х гг. за селом домик-«аулья», но уже не из глины или дерева, а из современного кирпича. Это только место для ритуальных процедур, поскольку не имеет здесь соответствующего захоронения.
У ногайцев-карагашей особенно почитается «аулья» Сеит-баба Хожетаевского (по надписи, он умер в 1730 г.) и его дочери Нур-Джамал-ханым, расположенное за кладбищем поселка Малый Арал Красноярского района, вблизи границы с Казахстаном. До сих пор рассказывают о необыкновенной доброте Сеит-баба, его чудодейственных качествах, умении понимать язык животных.
Но в нескольких шагах от «аулья» Сеит-баба располагается мавзолей султана Букей-хана, приведшего в 1801 г. орду казахов в Нижнее Поволжье и ставшего первым главой Внутреннего (Букеевского) жуза. И культы обоих святых мест… объединились в сознании потомков обоих тюрко-кыпчакских народов. На поклонение сюда приезжают немало жителей Казахстана.
Обязанности «мужавира» при данном «аулья» долгое время исполняла Мукеш Сайтмухамедовна Имангулова, родившаяся в 1903 г. Она действительно происходит из семьи Сеит-баба и Нур-Джамал. Но женщине эти функции не считаются присущими вполне, а старое безусловное право «мужавира» пользоваться подношениями паломников, оставленными на «аулья», встречает сейчас уже возражения современных сельчан.
В целом, можно говорить о сохранении элементов культа «аулья», его долее активном бытовании только в отдельных населенных пунктах, распространении его в большей мере лишь у представителей старшего поколения. Забыты и встречаются лишь в списках, хранимых некоторыми старожилами, 7 «аулья». Из 23 существующих в стадии «забывания» находятся еще 4, культ других уже ослаблен (как в случае с Тукли-баба).
Равным образом и «мужавират» не представляет собой специального сословия или особенной группы населения. В «мужавирских» родах остались в основном женщины. Лишь некоторые из них, кто способен делать это по возрасту, продолжают время от времени ходить на «аулья» и заботиться об их сохранении. Чаще это делают пожилые старейшины каждого селения, посещающие, помимо мечетей, еще и эти культовые объекты.
Исторический сюжет с «аулья» и «мужавирами» показывает многообразие религиозных форм, бытующих в среде народа, их различные корни. Очевидно многообразие вариантов «бытовой религии», существенно отличающейся от официальной, догматической. Именно здесь под требуемой богословами унификацией обнаруживаются этническая многоплановость и вариативность, а конкретные формы культа нередко воспроизводят древние формы верований и представлений, священнослужителями осужденных и отвергнутых.
Для этнографа или историка-религиоведа такой материал исключительно благодатен, так как помогает рассмотреть историю народа в последовательности этапов, с сохранением древнейших традиций (нередко неосознанно), когда объединяющая этническая специфика продолжает действовать, даже при принятии одной или нескольких религиозных идеологий.